| |
Во все века во всех концах Земли
карая слово дерзости любой
шутам прощали правду короли:
"Ну что ж, шути, мой шут, и шут с тобой!"
Но вот однажды было не до шуток,
-
беда, вы понимаете, беда:
у короля расстроился желудок,
а шут полез с остротой как всегда.
Бубенцы на колпаке,
острый смех на языке,
пусть повесят, пусть помилуют потом,
но я был и буду, но я был и буду,
но я был и буду клоуном-шутом!
И королю, и свите стало жутко,
они рассвирепели неспроста,
и вот за правду и за злую шутку
схватили и повесили шута.
Известно это стало тут и там,
и люди долго думали потом:
"Раз
правду не прощают и шутам,
тогда какого шута
быть шутом?"
Бубенцы на колпаке,
острый смех на языке,
пусть повесят, пусть помилуют потом,
но я был и буду, но я был и буду,
но я был и буду клоуном-шутом!
Всесильным кулаком и кошельком
царят цари, но это не навек,
ведь рядом под дурацким колпаком
весёлый бродит умный человек.
А говорят... - пустое говорят!
Весёлого испугом не возьмёшь.
И все шуты по-прежнему острят
и не боятся ярости вельмож.
Бубенцы на колпаке,
острый смех на языке,
нам со скукой и тоской не по пути.
Мы шуты Его Величества Народа!
Мы шуты, и с нашим братом не шути!
|
 |
