Очнулась река, всю проспавшая зиму без просыпу.
     И лёд притонувший похож на гнилой поролон.
     Какой-то вороний пророк по воде - аки посуху.
     Похоже, что чуда взыскует и вера ворон.

     Они барражируют в светлом и медленном воздухе.
     Весенняя твердь раздвигает кирпичный проём.
     И всё это небо висит лишь на бронзовом гвоздике,
     чья шляпка сейчас засветилась над монастырём.

     Наверно, люблю. А не то бы навряд ли бездельничал.
     Быть может, любим, а иначе зачем так открыт
     я этим однажды предавшим прудам Новодевичьим,
     где, стоя с сухими глазами, я плакал навзрыд.

     Теперь вот не плачу, глаза же влажны. Отчего б это?
     Небось, от того, что рассказы про возраст - враньё:
     бесстрастная юность не лучше бесстрашного опыта.
     А юность, ей-Богу, бесстрастна - взгляни на неё:

     как точно считает и как заседанья свиданиям
     уверенно предпочитает. Но это пройдёт.
     Цель жизни - прийти к одиноким весенним скитаниям,
     когда под мостом не вода, но уже и не лёд.

     Уж если мы что получаем, то, право же, - вскорости.
     Всей жизни - на миг. Где уж тут позабыть о былом.
     И нет ничего, что бы стоило мартовской новости
     об ангелах, стаей вернувшихся с первым теплом.